Номер на двоих - 1

Вашингтон Ирвинг

главная : страницы: [01] [02]

Лучше всего, пожалуй, просто принять это как должное – белье все равно ничего не скрывает и – будем вести себя естественно. Уже расстегнув застежку лифчика спереди, она неожиданно заметила, что задница Джимми конвульсивно подергивается, ритмично вдавливая его бедра в подстеленное полотенце. Вдруг она почувствовала себя стриптизершей на сцене, которой приходится выступать в частном клубе перед каким-то извращенцем. И тут ее, как говорится, понесло:

– Джимми! Какого черта ты там делаешь? Если мы оказались в такой ситуации, это вовсе не повод для того, чтобы шоркаться о полотенце! Да как ты смеешь – я ведь твоя мать, а не какая-нибудь дешевка из “Пентхауза”! Да-да, я говорю о тех самых журнальчиках, которые ты прячешь под кровать, когда не мастурбируешь! – Голова Джимми дернулась, будто она влепила ему пощечину. На глаза навернулись слезы. Она поняла, что явно перегнула палку: не стоило упоминать эти журналы. У нее же и в мыслях никогда не было говорить об этом! Это было его тайной, как у всякого мальчишки… Но, раз начав, она была уже не в силах остановиться. Похоже, в этом всплеске сконцентрировались все ее страхи, все накопившееся раздражение.

– А ну, ложись на спину! – Она толкнула его в плечо, и перепуганный Джимми, не в силах устоять под таким напором, покорно перевернулся. – Так я и знала. Тебе что, совсем нельзя доверять? Нет, вы только посмотрите на него – ты что, совсем не можешь себя контролировать? Извращенец! – В самом деле, его налившийся кровью член торчал, как палка. Темно-красная от прилившей крови, подрагивающая от возбуждения головка, блестящая капелька спермы – все было ясно без слов. И все же, глядя снизу вверх на свою рассвирепевшую мать, на ее больше ничем не стесненные груди, раскачивающиеся прямо перед глазами, Джимми немного пришел в себя, а лицо вдруг вспыхнуло от негодования:

– Ну да, мама, я виноват, что у меня встал… Я хотел помочь тебе, чтобы ты успокоилась – ну, когда нам дали эту идиотскую комнату – и вел себя, как будто все нормально. Но ты все смотрела и смотрела на мой член. Даже подглядывала, пока я был в душе. А теперь еще и перевернула меня – поближе, наверное, надо рассмотреть? Ну ладно, к черту – вот, пожалуйста! – он рывком выпятил таз вверх, прямо к ней, – только не думай, что если я немножко поглазел на самую красивую женщину в мире, то я уже извращенец! – Он опустил глаза и всхлипнул. – Прости меня за “Пентхаузы”. Иногда я просто не могу удержаться, мне так хочется… ну, подрочить. Я больше не буду.

Ей будто плеснули в лицо холодной водой. Опустившись на колени у кровати, она ласково погладила его волосы. – Джимми, прости меня, пожалуйста. Очень прошу тебя, прости. Ну конечно, ты просто не мог не возбудиться. А когда мужчина – она намеренно выделила слово “мужчина” – возбуждается, его пенис становится… это называется эрекция, хочет он того или нет. Ты ни в чем не виноват. – Она взяла его лицо в руки и нежно поцеловала куда-то в бровь. У Джимми перехватило дыхание: ее мягкие обнаженные груди коснулись его плеча. – Ты прав, дорогой мой мальчик, я действительно смотрела, я даже подглядывала за тобой. Я так удивилась – и я очень рада тому, что ты стал настоящим мужчиной. И спасибо за комплимент по поводу моей фигуры. На самом деле, вряд ли твоя старушка-мать может составить конкуренцию тем юным цыпочкам. Надо смотреть фактам в лицо.

Джимми слегка приобнял мать за плечи, надеясь, что она не отстранится: – Правда, мам: если бы твоя фотка появилась в “Пентхаузе”, они бы все в момент распродали, а все мужики Америки… в общем, они бы все возбудились.

Лиз рассмеялась и слегка прижала Джимми к себе: – Ладно, ладно – ври, да не завирайся, а то нос вырастет… И вот еще что: на самом деле, я ничего не имею против твоих журналов с девочками. Наоборот: если бы ты не мастурбировал, я бы встревожилась. Просто, я так устала, так расстроилась – вот тебе и досталось ни за что ни про что. Это меня надо бы наказать, а не тебя, – закончила она примирительно.

Подбородок Джимми упирался в ее плечо, так что она не видела, как изменилось выражение лица сына при этих словах. Голос его, однако, был по-прежнему смиренным и даже ласковым: – Так что, будем вести себя естественно? Даже если я не смогу сдержаться и буду иногда возбуждаться? Я постараюсь, чтобы этого не было.

Она все еще чувствовала раскаяние за то, что наговорила ему. Чтобы как-то загладить свою вину, пришлось согласиться: – Конечно, дорогой. Будем только помнить, что мы мать и сын. А если у тебя возникнет эрекция, я постараюсь не замечать – просто буду считать это комплиментом моей фигуре. – Прозвучало, похоже, вполне разумно – и все же, даже когда она произносила эти слова, у нее уже зародились дурные предчувствия. Ох, не влипнуть бы…

Она отпустила Джимми и выпрямилась. Итак, стыдливость побоку. Заставить его отвернуться или хотя бы не глазеть – нельзя, теперь уже нельзя. Он по-прежнему лежит лицом к ней, только повернулся на бок, и член из паха торчит…

– Ладно, не будем затягивать с этим, – неискренне рассмеялась она и, бросив лифчик на кровать рядом с Джимми, наклонилась, чтобы снять трусики. С плохо скрываемой радостью, он глазел на подпрыгивающие груди, на появившийся из-под трусиков холмик Венеры.

Она выпрямилась, немного расставив ноги. Еще и руки развела. Сын так и пожирал глазами губы ее вагины, полностью открытые из-за подбритых волос лобка. Они слегка приоткрылись, проглядывала красновато-розовая плоть. Внутри явственно поблескивала влага.

– Ну что ж, вот она, вся тут – твоя старушка-мать, голышом. А теперь хватит глазеть, и разбери-ка вещи, пока я моюсь.

Она грациозно развернулась и проследовала к душу. Мальчишка чуть не кончил прямо на кровать, любуясь ее подрагивающим при ходьбе роскошным задом.

Следующие пятнадцать минут они оба, казалось, занимались каждый своим делом. Лиз Макензи мыла голову, деловито намыливала тело, но так и не посмела поднять глаз: не хотелось поймать на себе ощупывающий взгляд сына. Можно было не сомневаться, что он подглядывает за ней. Двигаясь в душевой, ей приходилось поочередно выставлять напоказ разные части тела – с единственной надеждой, что “эффект запретного плода” постепенно сойдет на нет, и тогда они, в самом деле, смогут вести себя естественно по отношению друг к другу.

Джимми Макензи разбирал вещи, при этом умудряясь не сводить глаз с тела матери. Оказывается, мокрое женское тело, да еще намыленное, выглядит особенно соблазнительно! Упругие соски чуть не в дюйм длиной, поблескивающие набухшие губы... Она даже слегка раздвинула их, когда мыла – может быть, именно для того, чтобы он все как следует рассмотрел? Джимми подсознательно чувствовал, что мама не поднимет глаз, она не захочет подловить его на подглядывании. Не подрочить ли?.. Ох как хочется! Но он понимал – чисто интуитивно – что тогда она “сорвется с крючка”, особенно если заметит. Пусть лучше чувствует себя виноватой, ведь она так мучает сына!

Закончив мыться, она заметила, что Джимми надел трусы – наверное, в них он и будет спать – и несет ей полотенце.

– Спасибо, милый. Как же я забыла! – и протянула руку.

Но он подошел еще ближе и легонько толкнул ее в плечо, чтобы повернуть. От удивления она даже не успела ни возразить, ни возмутиться – он уже набросил ей на голову большое махровое полотенце и стал тщательно вытирать волосы. Первоначальный испуг – какое нахальство! – тут же перешел в чисто физическое удовольствие, чувственными покалываниями распространившееся с кожи головы на шею, спину и дальше волной по всему телу.

– М-м-м! Господи, Джимми, как хорошо! Считай, что заработал пару лишних мороженых. Вот бы каждый день так!

Вся усталось, напряжение целого дня как будто испарились, тело заполнила блаженная истома. Когда сын, закончив вытирать голову, принялся за спину, она не стала возражать. Его сильные руки принялись через полотенце массировать плечи, вызвав новый прилив чувственного наслаждения. Но когда он сдвинулся еще ниже, она вновь насторожилась – Джимми заметил, как напряглись и сжались ее матово белеющие ягодицы – поэтому он сразу перешел на икры, вытирая и одновременно массируя их. Она было расслабилась, но тут он, неожиданно ускорив темп, перебрался от колен к бедрам и, не дав ей времени опомниться, стал вытирать и – ласкать, ласкать, ласкать! – ее мягкие ягодицы. Поскольку она не отвергла услуг сына с самого начала, она не сумела сразу найтись, чтобы остановить его… И как это он догадался, что зад – ее основная эрогенная зона? Он подошел к делу очень основательно: тщательно вытер каждый дюйм, глубоко вдавливая пальцы в плоть, почти до боли. Даже провел полотенцем – скорее, п!
альцем, обернутым в полотенце – сначала вниз по щели между ягодицами, потом снова вверх. Ее тело отозвалось сладкой дрожью и целой бурей самых противоречивых ощущений и мыслей.

Джимми осторожно потянул ее за руку, чтобы повернуть к себе лицом. Она поняла, что он сидит на корточках – и, конечно же, глаза так и прилипли к подбритым местам между ног. Нет, это уж чересчур… только не спереди! Полуобернувшись, она протянула руку за полотенцем: – Пожалуй, дальше я сама, милый, – и попыталась ласково улыбнуться. – Знаешь, естественность – это, конечно, прекрасно, но всему есть мера.

Покраснев, он отдал полотенце. Теперь, под прикрытием ткани, она смогла повернуться к нему лицом и вытереться. Он немного приподнялся и, все еще полусогнувшись, отступил к кровати. Несмотря на все его усилия скрыть эрекцию, она заметила красноречивый бугор на трусах.

Эта мальчишеская застенчивость приободрила ее. – Джимми, передай, пожалуйста, мою ночную рубашку. Вон там, на подушке.

С явным облегчением, он повернулся спиной и потянулся через кровать за рубашкой. Ухватив рукой, он уже хотел передать ее, но в этот момент рубашка развернулась и раскрылась во всю длину. Джимми приостановился, критически разглядывая этот образец добропорядочной скромности.

– Мам, лето на дворе! Зачем тебе эта фланелевая фигня? Рукава длинные, и аж до пяток! Ты что, специально так придумала – сама-то прикроешься, а я буду в одних трусах!

Он выпрямился, и стало заметно, что эрекция еще не совсем прошла.

– Я привезла именно эту, другой нет. Ее я и надену.

– Смотри-ка, на ней даже ценник сохранился… Всего 7.95? С каких это пор ты стала покупать вещи в дешевых магазинах? А, значит, нарочно купила, когда мы сюда собирались! Ты же обычно другие надеваешь на ночь, да? Так нечестно!

Ей не хотелось ему отвечать. Конечно, она специально купила эти фланелевые рубашки, чтобы не ходить полуголой на глазах сына. Выбрала подешевле, поскольку больше не собиралась их надевать. А вообще-то она уже не первый год спит нагишом, с тех самых пор, как… но не рассказывать же ему об этом!

– Ладно, Джимми. Мне надоело спорить, и я ужасно хочу спать –так и быть, буду спать в одном белье, как и ты. – Она прикрыла глаза рукой. Зря, наверное, она соглашается, но просто нет больше сил спорить с ним. – Передай мне бюстгальтер и трусы, и давай-ка в постель.

Сын опять отвернулся к кровати, поэтому она не заметила ни заблестевших глаз, ни улыбки, промелькнувшей на его лице. Джимми снял с кровати чемодан, затем добросовестно разложил на покрывале самые интимные детали женского туалета. Взяв в каждую руку по такой детальке, критически осмотрел бюстгальтер:

– Мам, тебе ведь это не нужно, а? Я видел, когда ты его сняла, на коже следы остаются. И вообще, на мне-то только трусы! Если по-честному, то…

– Ох и достал ты меня, Джимми! Ладно, черт с тобой! – она готова была закричать, – только дай мне поспать! Хорошо, без лифчика. Но не думай, пожалуйста, что тебе удалось меня надуть: я прекрасно понимаю, что на самом деле ты хочешь поглазеть на мои прелести.

Пока Джимми залезал под одеяло, она натянула свои полупрозрачные трусики. Обошла комнату, выключая везде свет, прекрасно сознавая, что ее сексуально озабоченный – да нет, конечно, нечего на него наговаривать – что ее взрослеющий сын, вдруг открывший для себя мир эротики, ловит глазами каждое покачивание ее грудей, каждый изгиб ее подрагивающего зада. Да, вот еще что:

– Джимми, мы ни в коем случае не должны были спать в одной постели. Но раз уж так случилось, мы волей-неволей будем ворочаться во сне и, может быть, как-то касаться друг друга, тут уж ничего не поделаешь. Так вот: если я проснусь и замечу, что ты хотя бы одним пальцем трогаешь то, что не положено – эти две ночи будешь спать на полу. Все ясно?

– Да, мам, – смиренно ответил он. И, после недолгой паузы: – Можно вопрос?

– Конечно, милый, – с усталым вздохом ответила она.

– Когда мужчины возбуждаются из-за женщин, у них бывает эрекция. Это от них не зависит. А у женщин бывает что-нибудь такое, когда они возбуждаются из-за мужчин? Это я не для того, чтобы всякие гадости… – нет, я правда хочу знать.

Ну что ему ответить! Естественный вопрос, особенно учитывая события сегодняшнего вечера. Джеймс сошел со сцены, так что она теперь единственный родитель, и ей придется одной заниматься сексуальным образованием сына.

– Да, Джимми, с женщинами тоже кое-что происходит, но не так заметно. Чаще всего у женщин увеличиваются соски. Это своего рода эрекция на груди. – При этих словах они оба захихикали. – Но главное, что показывает возбуждение женщины – это увлажнение вагины. Это называется секрецией, и если женщина очень возбуждена, эта жидкость может даже вытекать на внешние губы и дальше на бедра. – Уф-ф!.. Чего только не приходится… Она почувствовала ту самую секрецию на собственных бедрах.

– Ага. Спасибо, мам.

Он заворочался и повернулся на бок, собираясь спать. И это все? “Спасибо, мам?” Она тут наизнанку выворачивается, чтобы объяснить тринадцатилетнему подростку, как выглядит разгоряченная вагина, и это стоит всего лишь безразличного “Ага”? Ну что ж, дурацкое завершение дурацкого дня… Она закрыла усталые глаза и попыталась унять острые иголочки желания, щекочущие промежность.

вторая часть далее..

P.S. Если кому-то понравился этот рассказ и кого вообще интересует тема инцеста, а также просто противоположный пол - пишите мне: incest@mailru.com
Может кто-то подскажет какие нибудь интересные сюжеты или моменты, по которым я смогу написать новый интересный рассказ.
Буду очень рад получить письмо от всех.
С уважением,
Алекс.
P.P.S Этот рассказ писал не я! Автор Вашингтон Ирвинг.

главная : страницы: [01] [02]