Он выглядел довольно странно:
облегающие кожаные брюки соломенно-желтого
цвета, сапоги с бронзовыми кнопками, бархатный
пиджак с жилетом, рубашка с жабо, тоже
ярко-желтого цвета, лайковые перчатки и трость с
набалдашником. Длинные седые волосы свободно
ниспадалина узкое лицо. Нос короткий, почти
плоский, широкий рот с тонкими губами, глаза,
похожие на хризантемы. Возможно, передо мной был
какой-то старый аристократ, тоскующий по ушедшим
временам.
- Вы заблудились, насколько я понимаю? -
спросил он, как мне показалось, высокомерным
тоном.
- Нет, я просто отдыхал, - стараясь
казаться безразличным, ответил я.
- Вы можете здесь простудиться, -
продолжал он, переходя на французский и тем самым
давая мне понять, что он угадал, кто перед ним.
- Позвольте, я провожу вас.
- Но я уже, кажется, почти на месте.
- В некотором смысле да. Но вы рискуете
снова заблудиться.
- Не думаю.
- Ваш поезд опоздал?
- Я прилетел самолетом.
Его тонкие губы скривились в
иронической улыбке. Но почему я теряю время на
объяснения неизвестно с кем?
Что-то в этом человеке меня раздражало,
и мне не хотелось продолжать этот разговор. Я
кивнул на прощание, он понял мои намерения и
церемонно откланялся, воскликнув:
- Надеюсь, мы еще увидимся!
Я молча удаляюсь. Этот незначительный
инцидент повергает меня в уныние. Я бы сказал, он
испортил мне праздник, если можно назвать
праздником это мое затянувшееся путешествие. Но
верно и то, что если раньше я не испытывал особого
разочарования от моих блужданий, то теперь это
начало угнетать меня. И я спешу начать все
сначала. Смотрю на часы: неужели всего только -
половина второго ночи? Прикладываю часы к уху:
так и есть - остановились. Эта новая неудача
выбивает меня из колеи; ускорив шаг, иду как
приговоренный, ступающий на эшафот.
Площадь кажется бесконечной. Но вдруг
почти натыкаюсь на церковную паперть. Какой
смысл в этом обилии церквей, если они все похожи
одна на другую и не могут даже служить ориентиром
для ночного путешественника? Эту я, кажется,
раньше не видел. Или даже если видел, абсолютно не
помню. Но сейчас у меня не то настроение, чтобы
изучать ее стиль: я оставляю ее справа и вступаю
на мост, затем поворачиваю налево, иду вдоль
берега и оказываюсь перед другой церквушкой,
которая перегораживает мне дорогу. Разозлясь,
возвращаюсь назад, прохожу мост, иду прямо и без
колебаний, пока не оказываюсь снова в море без
берегов. На этот раз я даже не имею представления
о том, где очутился.
Знакомый голос заставил меня
обернуться. Человек, с которым я только что
разговаривал, смотрел на меня с иронией.
- Я так и думал, что вы вернетесь ко мне
за помощью, - произнес он.
- Значит, вы так и не уходили с того
места, где мы расстались?
Он снова отвесил церемонный поклон. -
Это был мой долг - подождать вас. Мне пришлось
сделать над собой усилие, чтобы сохранить
спокойствие. Действительно, в моем положении
было бы лучше всего расспросить человека, как
найти дорогу. И я решаюсь на это. Но вместо того
чтобы показать мне направление, он начинает
рассуждать, тот ли отель я выбрал.
- Не могу поверить, чтобы человек
вашего склада мог заказать такой низкопробный
отель, - начал он выговаривать мне. - Вы считаете
это допустимым?
Прежде чем я успел послать его к
дьяволу, он вежливо улыбнулся:
- Разве мы путешествуем не для того,
чтобы получать удовольствие? И добавил
доверительным шепотом: - Вы, конечно, уже поняли,
что я тоже не здешний. Я махнул рукой, показывая,
что этот факт мне абсолютно безразличен.
Он воскликнул:
- Кстати, я разве не представился?
Запустив в карманчик жилета два
пальца, он достал визитную карточку и протянул ее
мне. Я с деланным интересом вгляделся в длинную
фамилию, которую невозможно было прочесть; успел
только заметить, что над ней изображен
дворянский герб. Я пробормотал в ответ свою
плебейскую фамилию. Не слушая меня, он пустился в
новый длинный монолог, завершив его предлинной
фразой:
-... и вы, конечно же, знакомы с моими
произведениями.
Я воскликнул:
- Впервые слышу!
Он не высказал разочарования и
произнес странную фразу:
- Однако нет других исследователей
амазонок, кроме меня!
И погрузился в какие-то свои
размышления, предоставив мне наконец
возможность пуститься наутек.
Я обежал площадь, не узнавая ничего, и
остановился в полном недоумении. Где вода, где
берег? Мне не вырваться своими силами из этого
дьявольского лабиринта!
Возвращаюсь, побежденный, к
освещенному островку - единственному месту, где
можно бросить якорь. Странный человек снова
начинает свои рассуждения, как будто не заметив
моего отсутствия:
- Согласитесь, что нельзя общаться с
людьми, не делая между ними никаких различий.
Роду человеческому грозит вырождение. И наш долг
- не допустить этого. Но, кстати, вам будет
спокойнее в частном доме...
- Я был бы вам очень признателен, если
бы вы подсказали, как пройти кратчайшим путем к
мосту Академии, - грустно попросил я.
- Следуйте за мной, - коротко отозвался
он.
Неужели этот человек наконец-то
услышал меня? Но он остановился у фонтана,
украшенного высокими фризами с изображением
вздыбленных коней.
- Изучите хорошенько эти фигуры! -
воскликнул барон. - И вы сразу поймете связь между
ними и моими героинями.
Я опустил чемодан на скользкую
брусчатку мостовой и погладил мраморный зев
фонтана, который, кажется, дышал под моими
пальцами.
- Эти лошадки позволяли оседлать себя
только тому, кто их любил, - продолжал рассказчик.
- А любить друг друга могут только существа,
созданные одинаковыми.
Я устало ответил, уловив его мысль:
- Пол перестает быть злом, если не
подчиняется законам вида? Он вдруг посмотрел на
меня как на старого знакомого.
-Вы упрямо используете слова, чтобы
скрыть свои мысли, - воскликнул он. - Это секрет
любого самоубийцы. Амазонкам помогло выжить то,
что они не разговаривали.
Несомненно, делаю ошибку, притворяясь,
что принимаю его игру:
- Так вот откуда идет их дурная слава?
- То, что им никогда не могли простить, -
это их стремление к однополому существованию.
- Как же они продолжали свой род?
- Иллюзия необходимости
противоположного пола еще не делает любовь
возможной, но лишь скрывает ее истинные
возможности.
- Природа, однако, распорядилась
по-своему...
- Природа чаще обрекает нас на
несчастья, чем на радости.
- Но мы не можем выбрать себе другие
условия для жизни.
- Можно просто не подчиняться условиям.
- Убежать в фантастику?
- Мудрость амазонок заключается в том,
что они отбросили сказку о мире, разделенном на
мужчин и женщин.
- Отказ от признания полового
плюрализма не может изменить реальность бытия.
- Они всегда знали, что существует
только один пол.
- В каком мифическом пространстве?
- В том, где мифы становятся
реальностью.
- Единственная реальность, о которой
можно говорить с уверенностью - это смерть.
- Смерть понятна только там, где
существует любовь, которая является антитезой
смерти, - это отмена всех различий. - А амазонки
вели войны из любви к жизни или из любви к смерти?
- Они сражались только за свободу
любить.
- И какими мерками они измеряли эту
свободу?
- Самой красотой их обнаженных торсов!
- То есть вы хотите сказать, что они
были лесбиянками?
- Они были сами себе хозяйками.
- Такое искусство может иметь
различный смысл.
- Смысл, который в этом заложен, еще
никем не понят.
- Ну конечно, иначе амазонки не дожили
бы до наших дней.
Он не реагирует на сарказм, просто
замечает:
- В противном случае зачем я был бы
здесь?
Я стараюсь казаться объективным:
- И каким образом они воспроизводятся?
- Кооптированием.
Мое молчание, по-видимому, заставляет
моего странного собеседника думать, что я
размышляю над этим открытием. Поэтому он
уточняет:
- Вербуются среди женщин, способных
быть мужчинами, и среди мужчин, способных быть
женщинами.
Должно быть, я на какое-то мгновение
закрыл глаза, потому что, осмотревшись, вдруг
никого не увидел рядом с собой. Жду какое-то
мгновение, зову. Никто не отвечает. С некоторым
сожалением поднимаю свой чемодан и снова
пускаюсь в путь с новым болезненным усилием, в
попытке вырваться из лабиринта, в который я
позволил себя завлечь.
Удаляюсь от фонтана, пока не натыкаюсь
на стену. Обойдя ее, нахожу проход. В конце
прохода вижу обычные венецианские стены. Но
канал, идущий вдоль этих стен, имеет узкую
неогороженную мостовую, и приходится ступать по
воде. Чем дальше, тем вода становится выше. Может,
это начало одного из очередных наводнений,
которые так часто случаются в Венеции? Может,
начинается период, когда расположение луны и
солнца поднимает уровень моря? Знаю только, что в
этом направлении идти больше нельзя. Но только
делаю несколько шагов в другую сторону, как снова
коварная вода настигает меня. Теряя голову,
опрометью бегу с этого места. Туман превратился в
жидкий лед, который морозит губы и жжет глаза.
Руки и ноги становятся ватными. Кажется, я
чувствую за спиной журчание настигающей меня
темной и густой массы. Больше нет моих сил.
Я громко кричу, уже не соображая, какие
слова срываются с моих губ. Чувствую, как они,
словно смеясь надо мной, отскакивают от черной
поверхности ледяной воды. - Фонтан! Где Фонтан
амазонок? От звуков этой безнадежной молитвы
прихожу в себя и вдруг начинаю смеяться:
очевидно, слова барона настолько утомили меня,
что голова пошла кругом. Теперь мне лучше. Если бы
не тяжесть этого бесполезного чемодана, я
чувствовал бы себя еще более готовым преодолеть
последний этап. Но поскольку я считаю его
бесполезным, зачем таскать лишний груз? Просто из
привычки? Или в самом деле мне так уж дорого
содержимое чемодана?
Делаю над собой усилие- может даже
большее, чем нужно, - и оставляю свой груз возле
стены. Ухожу, стараясь не прислушиваться к долго
преследующим меня воплям сожаления.
Почти сразу же снова оказываюсь у
знакомого фонтана. Или это другой, просто похожий
на прежний? Их так много на больших и малых
площадях Венеции. Наверное, я проделал больший
путь, чем мне показалось.
Внимательно рассматриваю барельефы на
парапете фонтана. Узнаю неспешный аллюр,
мягкость взгляда, нежные изгибы молодых лошадок,
грациозность которых так расхваливал мне ученый.
И правда, они прекрасны. Становлюсь на колени,
чтобы получше рассмотреть их очертания и снова
погладить их шелковистые спины. Не всякая
обнаженная девица в этой каменной плоти способна
вызвать столько человеческих чувств. С каким
наслаждением я сел бы без седла на эти
чувственные спины, обнял руками их грациозные,
пронизанные теплыми венами шеи, окунул лицо в
пахнущие луговыми травами гривы!
Осторожное прикосновение отвлекает
меня от этого сна. Повернув голову, вижу глаза с
золотым отливом, глядящие на меня с таким
доверием, что не испытываю ни удивления, ни
страха. Протягиваю руку и трогаю мягкую густую
шерсть, настолько короткую, что она позволяет
ощутить теплоту тела. Это собака, которая,
по-видимому, заблудилась, как я, в этом промозглом
тумане и пришла составить мне компанию.
Как мне кажется, это дворняга, хотя
морда у нее вытянутая и прямая, как у легавой. На
лбу у животного странная рана, похожая на
отпечатавшийся поцелуй.
Чем больше вглядываюсь, тем более
странной мне кажется эта рана. Ее эллиптические
линии и пропорции так совершенны, что это не
может быть результатом несчастного случая или
насилия. С этим животным сделали что-то такое, что
природа сама по себе не могла изобрести.
Сука или кобель? Я ласкаю ее.
Оказывается, сука. Кажется, в ее глазах,
сверкающих золотыми искорками, лучится усмешка.
Я улыбаюсь ей в ответ. Собака кладет мне на колено
лапу - она длинная и тонкая, не как у обычной
собаки. Я сжимаю тонкое запястье. За всю жизнь не
помню случая, чтобы я испытывал такую нежность к
животному. Но эта собака была необычной. И без
тени смущения я мог бы представить ее в своих
объятиях. Может, потому, что этот необычный рот,
высеченный у нее на лбу, вызывает желание
наклонить голову и прижаться к нему губами?
Не отрывая от меня глаз, гостья
старается высвободить свою лапу. Я разжимаю руку.
Она отступает, поворачивается, поднимает ко мне
голову, как бы приглашая следовать за ней. Зачем
заставлять себя уговаривать? Без сомнения, она
знает лучше меня, куда идти.
Действительно, место, которое я так
долго искал, оказалось всего в нескольких шагах
отсюда: огороженный железной оградой дом с
мраморными колоннами, высоким фронтоном и
портиками неизвестного мне стиля.
Собака кладет лапу на засов, я толкаю калитку, и
она беззвучно открывается. Четвероногая
проводница ведет меня через едва освещенные
своды, под которыми я успеваю разглядеть изящные
изваяния. Подхожу к одному из них. Это
скульптурное изображение обнаженной женщины в
античном стиле, обнимающей оленя, - может быть,
это богиня охоты, хотя и без лука и стрел. Собака
остановилась в ожидании, и я уже собрался за ней
поспешить, как вдруг одна любопытная деталь
привлекла мое внимание: треугольник Венеры
высечен и обработан с такой тщательностью, что
трудно поверить в древнее происхождение этой
скульптуры. Однако все другие части фигуры
сохранили следы многих веков. Может быть,
скульптура и ее интимные места выполнены в
разное время?