Из пяти концертов Бетховена последний – в любом смысле величайший. Я получил на него билет от дяди. Сам он пойти не смог, вот так я и оказался в его ложе.

Там было только три кресла – подобные места все больше для князей да для больших шишек. Крайнее слева занял седой, как лунь, мужчина. Между нами сидит его молоденькая спутница. Дружеское приветствие, первый обмен взглядами. Ее глаза – это струящееся уравнение со многими неизвестными.

Красавица обольстительно благоухает и чарующе выглядит. Ее черное шелковое платье шумит, шелковые чулки потрескивают. Музыканты настраивают инструменты. Седовласый сонно заглядывает в программку и начинает клевать носом.

Жена ли она ему? Или подружка? Может быть, дочь?

Дирижер и солист встречены аплодисментами. Концерт для фортепьяно с оркестром ми бемоль, мажор, соч. 73, начинается. Первая часть – аллегро.

Она подтянула платье чуть выше. Я сражен ее стройными лодыжками – высокие черные туфельки, темная вязь чулок.

Прикрыв глаза, откинув голову, она наслаждается. Тугая грудь вздымается и опускается под наплывами музыки. У нее, должно быть, великолепные груди. Легкие тающие звуки – я тоже откидываюсь. Я ощупываю взглядом ее тело, она это чувствует и застывает, как статуя.

Шквал аплодисментов вырывает меня из созерцания. Старик испуганно вскакивает и бурно хлопает со всеми.

Короткая пауза. Становится опять темно. Вторая часть – адажио un poco moto. Бетховенское героическое представление о художнике как субъекте истории пронизывает все существо его музыки.

Она бесшумно достает длинными, тонкими пальцами плитку шоколада из сумочки, откусывает и… протягивает оставшуюся половинку мне. Кусая в свой черед, я надеюсь еще застать на шоколаде след ее влажных губ.

Тихие звуки скрипок открывают новую тему. Она открывает свои ноги, голова по-прежнему запрокинута. Это, вероятно, лучшее место концерта. Руки ее скользят по бедрам. Опять вступает фортепьяно и ведет лейтмотив согласно с игрой ее пальцев прямо к средоточию ее помыслов.

Я обхватываю ее левой рукой, она прижимается. Играет дальше. Старик спит. Мои пальцы начинают свою партию, стремятся к ее грудям, играют с сосками. Она вздыхает, ее тело дрожит, ее возбуждение растет в согласии с тихим звучанием второй части. Она выпрямляется, оправляет платье. Аплодисменты.

Я во власти бури. Первые такты третьей части – рондо. Бетховен, должно быть, дьявол. Его музыка преображает: одних возбуждает, других полностью расслабляет.

Я проверяю, спит ли еще седой. Медленно и нежно пускаю я свою руку между ее теплых бедер. Ева ласкает Приапа. Адам лелеет Вульву. Прекрасней концерта не бывает.

Музыка усиливается; аллегро. Она хочет остального, я тоже. Она закидывает правое бедро мне на колено, затем следует все тело. Я чувствую, как вхожу в нее. Все в этом зале – музыканты, зрители, мы вдвоем, летит навстречу кульминации. Наши движения все быстрее, стремительнее. И вот наконец горячее содрогание, желанная истома.

Она вновь сидит, сдвинув ноги, на своем месте. Финал. Аплодисменты оркестру и солистам, кажется, никогда не смолкнут. “Ну что ж, здесь больше делать нечего, - говорит седовласый, словно извиняясь передо мной и своей прекрасной спутницей. – Пошли, Диана, нам пора!”.