Танцевали буги, стараясь оголить и без того скудно одетые тела женщин. Мари несколько раз пыталась пригласить меня танцевать, но я всякий раз отказывался под предлогом плохого самочувствия. Я много пил и совершенно не пьянел. В первом часу ночи я вспомнил о своих картах и собрался уходить. В это время мажердом ввел в зал милую скромную девушку в серой, плотно обтягивающей ее стройную фигурку, блузке и красной атласной юбке. Она осмотрела все общество и сделала книксен.

- Откуда ты откопал эту крошку? - спросила Мари своего слугу.

- Она сказала, что ищет человека, который находится здесь.

- А кто он, этот человек? - спросила девушку Мари.

- Он мне нужен, - тихо и смущенно ответила девушка.

- Ну проходи, ищи своего человека. Здесь их, как видишь, более чем достаточно. Как тебя зовут?

- Валенсия.

- Tише, - хлопнула в ладоши Мари, - это милое создание зовут Валенсией. Если кто-нибудь посмеет нетактично к ней отнестись, того сейчас же вышвырнут из дома. Иди, детка, за стол, выпей с нами и веселись. Мари провела Валенсию к столу и посадила рядом со мной. Девочка очень волновалась и не знала, как себя вести. Я осторожно поймал ее руку под столом и ободряюще пожал, она благодарно кивнула мне головой. Мари подала ей бокал шипучего шампанского. Валенсия посмотрела на меня и, поймав мой одобрительный взгляд, выпила шампанское до дна.

- Браво, девочка, - захлопал в ладоши какой-то франт и подбежал к ней.

Я не мог теперь отобрать у неприятного щеголя милую Валенсию. Она нерешительно встала из-за стола и, растерянно глянув на меня, тихо сказала своему ухажеру:

- Я очень плохо танцую.

- Ничего, танцуйте. Здесь никто не умеет хорошо танцевать, - сказал я, чувствуя ее нерешительность. Она вышла из-за стола. С первых шагов, с первых движений она привлекла к себе всеобщее внимание. С легкостью птички и грацией балерины она мягко скользила по паркету, безукоризненно выполняя любое трудное па. Несмотря на бешенный темп музыки, она ни разу не сбилась и порхала без тени усталости. Ее партнер танцевал с восторгом и упоением, осторожно держа ее за гибкую стройную талию. Когда танец кончился, ей зааплодировали. Мужчины записались в очередь танцевать с ней. Дамы зеленели от зависти. Мари склонилась ко мне:

- Ничего девчонка. Откуда она? Я что-то никогда ее здесь не видела.

- Можно вас на минуточку, - услышал я за своей спиной чей-то приятный голосок. Я обернулся: Валенсия. Едва сдерживая слезы, она мяла пальцы рук.

- Да, милая.

Я извинился перед Мари и вышел с девочкой в соседнюю комнату.

- Уведите меня отсюда, - умоляюще зашептала она, -здесь противно. Мужчины такие наглые, что я не знаю, как им ответить. Я больше не могу.

- Успокойся, детка. Мы сейчас уйдем.

Не обращай ни на кого внимания. Мы вернулись в зал, меня встретили пытливые глаза Мари. Она ехидно улыбнулась и, когда я сел, шепнула:

- Вы, кажется, преуспеваете.

- Нет, просто девочка просит проводить ее домой. Она убеждена, что из всех присутствующих я самый порядочный. Я не имею ничего против этого.

- Вы уйдете?

- Да, прошу меня извинить.

- Ну что ж, вы еще пожалеете. А девчонку поберегите. Я не прощаю оскорблений. Последнее было смешно и менее всего опасно. За нами увязались несколько мужчин, упрашивая ее остаться еще хоть на один танец. Я их прогнал обратно. Через несколько минут мы были уже дома.

- Как вы меня нашли? - спросил я девушку, когда мы вошли в мою комнату.

Она невольно улыбнулась.

- Я, наверное, очень навредила вам?

- Нет, просто удивительно. Первый раз в незнакомом городе, да при том, не зная, где я.

- Очень просто. Я проснулась здесь. Было очень темно. Я испугалась. Потом вышла из дома и пошла, даже не зная, куда. И вдруг увидела ярко освещенные окна дома и услышала музыку. Вошла и оказалось, вы там. Пока я шла по улице, ко мне приставало много мужчин.

- Что им надо?

- Ну, это так.

- Вы очень красивы. Им, наверное, хотелось познакомиться. Вы устали?

- Нет, но у меня от вина кружится голова и не слушаются руки.

- Вы разве никогда прежде не пили?

- Один раз с отцом.

- С отцом? Кто же ваш отец? Что же вы стоите, - спохватился я, - садитесь. Я усадил ее в кресло и зажег настольную лампу. Она поправила волосы и, теребя бахрому скатерти, рассказала мне о своем отце.

- Он художник. Живет в Индии. Я тоже индианка. Я родилась в 1930 году. Я была единственным ребенком и такая красивая, что все в один голос заявили: "Жить не будет". Через год я умерла. Через 16 лет отец решил нарисовать меня такой, какая я, по его представлению, должна быть в этом возрасте. И он нарисовал меня на карте. И вот я снова ожила. Милый мой отец. Как тяжело мне было встретиться с ним через 16 лет. Он все время плакал, он умолял меня не уходить, остаться с ним навсегда. Он молил бога, он ползал по мастерской на коленях, рыдая, как безумный, но через час я ушла и больше не видела его. На ее глаза навернулись слезы, голос задрожал. Она опустила головку и тихо закончила.

- Он сказал, чтобы я просила всех, с кем встречусь, пожалеть меня и не трогать, пока я не вырасту... Меня до глубины души тронул ее рассказ. Я подошел к ней и погладил по голове.

- Так тебе только 16 лет?

- Да.

- Ах ты, милый, наивный ребенок. Я постараюсь выполнить просьбу твоего отца не трогать тебя, но ты так очаровательна, что сделать это очень трудно.

Ты хочешь кушать?

- Нет.

- А спать?

- Tоже нет.

- Но все равно нам придется лечь в постель, и я постараюсь уснуть, потому что быть с тобой всю ночь, видеть тебя и не тронуть - невозможно.

- Хорошо, я лягу.

- У меня только одна кровать, нам придется спать вдвоем. Но ты не бойся, - от того ли, что я выспался днем, то ли от возбуждения, сон ко мне не шел.

- Я ничего тебе не сделаю. Чтобы тебе не было страшно и чтобы ты не скучала, я оставлю свет и дам тебе интересную книгу.

- Хорошо.

Я отыскал в шкафу томик Флобера и дал ей.

- Теперь ты раздевайся и ложись, а я пойду помоюсь.

Она кивнула головой в знак согласия и прошла к кровати. Я восхищенно смотрел на ее изящные ноги и картинную талию, но сделал над собой усилие и вышел. У меня было подлое желание посмотреть на нее в щелку, но я с этим справился. Когда через 10 минут я вернулся, она уже лежала в постели, укрывшись до подбородка одеялом и сосредоточенно смотрела в потолок.

- Что же ты не читаешь?

- Я потом, когда вы уснете.

- Тогда закрой глаза, я разденусь.

Она зажмурилась. Я быстро разделся и лег с краю, укрывшись покрывалом. Пожелав ей спокойной ночи, я повернулся к ней спиной и снова попытался уснуть. Но заснуть никак не мог. Я слышал, как тихонько зашелестели страницы книги, слышал ее дыхание. Попробовал думать о работе, вспоминая, что еще не сделано, попытался представить себе, как завтра встретят меня на работе, потом начал считать. Досчитал до двух тысяч и устал. Мне хотелось посмотреть, что делает девочка.

- Валенсия, ты не спишь?

- Нет, я вам мешаю?

- Нисколько. Скажи, ты не будешь против, если я укроюсь одеялом, покрывало жесткое и не греет.

- Ну да, пожалуйста. Как я раньше об этом не подумала. Она отодвинулась к стенке и накинула на меня край одеяла.

- Теперь вам тепло?

- Тепло, - ответил я, чувствуя, как дрожит от возбужденья мой голос. Все труднее и труднее было мне владеть собой. Между нами было расстояние не больше 10 сантиметров. Я чувствовал тепло ее тела, его запах. Полежав спокойно 5 минут, я притворился спящим и повернулся на спину, мое голое тело, мое бедро прикоснулось к бедру девушки, она вздрогнула и немного отстранилась. С замиранием сердца я лежал, еще сдерживая порыв страсти. Это была пытка, равной которой на свете нет. Чувствовать возле себя нежное голое тело девушки и не прикоснуться к ней ни одним пальцем - это кошмарный сон. Я повернулся к ней лицом, все так же имитируя сон, полежал и затем положил руку ей на грудь. Твердая девичья грудь едва подавалась под тяжестью руки. Валенсия задрожала, как от приступа лихорадки и испуганно замерла, не зная, что делать. Я с невыразимым наслаждением осторожно сжимал неподатливую мякоть ее груди, еле сдерживая крик похотливой радости. Валенсия стала тяжело и часто дышать, ее грудь вздымалась под моей рукой, как волна океана. Наконец, она решилась и, осторожно сняв мою руку со своей груди, положила ее на меня. Но я уже не мог остановиться. Я убеждал себя, что времени осталось мало и я только поласкаю милую девочку, не причинив ей вреда. Я "Проснулся". Валенсия лежала на спине, напряженно вытянув тело. Ее красивые руки были вытянуты вдоль тела поверх одеяла, книга лежала на груди. Ее широко раскрытые глаза, не мигая, смотрели в потолок. Красивые по-девичьи угловатые плечи с едва выступающими дужками ключиц, слегка вздрагивали. Губы что-то беззвучно шептали.

- Валенсия, милая девочка, - вырвалось у меня восклицание, и я, помимо своей воли, движимый одним инстинктом плоти, приподнялся на одной руке, обняв ее за шею, приник к ее губам в долгом, трепетно-страстном поцелуе. От неожиданности она даже не сопротивлялась. А когда я нечеловеческим усилием оторвал свои губы от ее рта, она испуганно зашептала:

- Вы ничего плохого мне не сделаете... Вы хороший...

Да? - да, да, милая, - злясь на себя, ответил я, - только еще раз поцелую. Тебе приятно?

- Приятно.

Я снова схватил ее губы и целовал их так долго, безудержно, неистово, как будто одним этим пытался охладить испепеляющее желание плоти. Я прижался всем телом к горячему бархату ее нежной наготы, чувствуя, как сильнее бьется ее сердце. И вдруг удивительное спокойствие оборвало все мои желания. Я лег на спину и, вкушая сладость покоя, закрыл глаза.

- Что с вами? - спросила Валенсия, склонившись надо мной. Бедная девочка так испугалась, что не заметила, как по пояс вылезла из-под одеяла. Я от- крыл глаза и... Бог мой! Редко люди во сне видят такую красоту! Надо мной, как два спелых персика, трепетали ее груди. Маленькие пуговки сосков, нежных и чистых, как две конфетки, торчали острыми кончиками вперед. Грудь начиналась где-то у плеча и, постепенно повышаясь, опускалась едва заметной складочкой к животу, полная, упругая, будто налитая соком сильной, здоровой молодости. Ни слова не говоря, я схватил ее своими руками и впился губами в коричневый со- сок. Она вскрикнула и забилась, как пойманный птенец.

- Не надо, умоляю, - на ее глаза навернулись слезы.

И я отпустил ее.

- Тебе неприятно?

Она ничего не ответила и, уткнувшись в одеяло, неподвижно лежала, сотрясаемая нервной дрожью. Я склонился к ней.

- Но ведь я ничего плохого тебе не сделал. Я хотел, чтобы тебе было хорошо. Тебе же приятно, когда я целую твою грудь. Разве нет? Она посмотрела на меня своими изумрудными глазами и кивнула головой.

- Ну так дай, я еще раз поцелую. Дай. Мои поцелуи доставят тебе столько удовольствия. Не бойся. Она растерянно посмотрела на меня и я понял, что она колеблется.

- Не нужно бояться. Это не причинит тебе вреда. Это так приятно. Ну же.

Она опустила руки, державшие край одеяла, чтобы я мог его откинуть. И я это сделал. Она прикрыла грудь руками, глядя на меня со страхом и мольбой.